Мы все считаем себя очень умными (по крайней мере, до сих пор не встретила никого, кто бы добровольно назвал себя дураком). Мы разбираемся в компьютерной технике и политике, знаем точно «где как надо и не надо», запросто жонглируем евангельскими цитатами и медицинскими терминами. И, вообще, мгновенно усваиваем такое количество новой информации, какое наши предки получали за десять лет. Но почему-то все реже и реже употребляем слова «честь», «порядочность», «верность».
...Вот эта маленькая заметка на портале информационного центра Кахетии собрала в грузинском фейсбуке множество «лайков».
В доме престарелых
Этому старику 80 лет. Каждое утро он несет завтрак своей жене, которая живет в доме престарелых, и собственноручно ее кормит. Однажды я спросил его:
– Почему ваша жена живет здесь?
– У нее болезнь Альцгеймера. Я не смог ухаживать за ней один дома. И потом, у нас нет столько денег, чтобы я жил вместе с ней здесь, в доме престарелых.
– Ваша жена будет нервничать, если вы не принесете ей завтрак утром?
– Она ничего не помнит. Зато я помню, кто она...
– Она ничего не помнит. Уже пять лет, как она не узнает меня.
– Как удивительно, – восхитился я. – Несмотря на это, вы каждое утро здесь.
Старик грустно улыбнулся, посмотрел мне в глаза и сказал:
– Зато я помню, кто она...
А вот заметка из газеты «Палитра недели» от 17.07.2014 года.
Я и сегодня жду его...
Элико Нариндошвили
Элико Нариндошвили живет в Сигнахском районе в деревне Джугаани. Ей 103 года. Несмотря на свой возраст, чувствует она себя бодро, но без палки передвигаться не может.
– Я родилась в 1912 году в деревне Бодбисхеви. В двадцать один год вышла замуж за Андро. У нас родилось двое детей. Андро призвали на фронт. С войны он не вернулся. Я работала на табачной плантации 4 года, потом еще 7 лет дояркой на ферме, не жалея себя. Потом перешла на птицефабрику. Мне очень хотелось, чтобы муж, придя с войны, увидел семью, стоящую на ногах, а не погибающую в нищете.
– Сколько лет вы ждете мужа? Когда пропала надежда на его возвращение?
– Я и не теряла надежды. Кто знает, может он придет сегодня. Все бывает в жизни. Он золотой человек, хороший муж и прекрасный отец... Один наш сын умер от рака недавно. Не уберегла я его. Но что делать...
– Вы вышли замуж по любви, Элико-бебо[1]?
– Нет, сынок, я и не знала, что это такое. Просто он пришел ко мне домой и посватался. Я согласилась. Вот и все. Шесть лет, которые мы прожили вместе, были самыми счастливыми в моей жизни.
– Почему вы не вышли второй раз замуж? Наверняка у вас были поклонники.
Когда вернется мой муж, я должна встретить его с чистой совестью
– Что ты говоришь, сынок? Мои дети рассердились бы, если бы я привела им отчима. Я бы ни за что не вышла второй раз замуж... Хотя сначала у меня не было чувств к моему мужу, но потом так полюбила его, что все эти годы только и жила мыслью о нем. Клянусь вам моими живыми и мертвыми, за все 75 лет у меня никого не было кроме него. Когда вернется мой муж, я должна встретить его с чистой совестью. Поэтому мне было лучше вот так тяжело зарабатывать, чем второй раз выйти замуж...
Подобные простенькие заметки почему-то вызывают у многих щемящее чувство чего-то невозвратно потерянного. «Редкость», – скажут многие в век перенасыщенности всего и всем.
Интересно, какие слова уйдут из лексикона наших внуков? Неужели для них такие зарисовки будут чем-то из области красивых легенд?