а

История рождения, гибели и воскрешения уникальной обители.

Много лет об Александро-Невском женском монастыре, который располагался рядом с небольшой ковылкинской деревушкой Кимляем, напоминала лишь чудом сохранившаяся часть каменной стены. Посеревшая от ветра и дождя, обросшая травой и кустарником, она являла собой некий портал между прошлым и будущим, между небом и землей. Очень хрупкий, готовый в любой момент разрушиться и унести в небытие историю жизни и подвига известных по всей Мордовии и далеко за ее пределами подвижников православной веры… Даже самые искушенные краеведы не мечтали вслух, что на этом забытом Богом и людьми месте когда-то вновь зазвенят колокола. Так думали все, кроме одного человека. История рождения, гибели и воскрешения обители — в материале Ольги Старостиной.

Серафим

Уроженец Пятигорска, бывший благочинный Дагестана и Азербайджана о. Серафим (Новаковский) впервые прибыл в Мордовию по приглашению владыки Варсонофия в 1992 году.

В свое время он был награжден Константинопольским патриархатом и митрополитом гор Ливанских Илией.

Уже в 1996-м священник врачевал души в храме Серафима Саровского в Ковылкине, но недолго. От прихожан иеромонах узнал, что возле деревни Кимляя существовал женский монастырь. Сотни паломников из разных сел и городов устремлялись сюда. После революции большевики разрушили обитель. Серафим загорелся идеей восстановить ее, правда, уже в виде мужского монастыря. «Летом 1997 года мы обратились с таким предложением к митрополиту Саранскому и Мордовскому Варсонофию, — рассказывает ученик Новаковского, а ныне наместник обители о. Роман (Невский). — Даже привезли владыку в Кимляй, о котором он раньше ничего не слышал. Варсонофий все осмотрел и благословил наши начинания, при этом дав наказ, чтобы здесь никогда не прерывалась божественная литургия. Мы исполняем это веление уже больше 18 лет…» Так как восстанавливать было нечего, встал вопрос о масштабном строительстве. Но где взять деньги? «Будет воля Божья, средства появятся», — рассуждали первые насельники. Изначально их было трое: сам о. Серафим, о. Роман и первый кимляйский постриженик о. Авель (Костин). «Я был послушником Санаксарского монастыря, — рассказывает он. — О том, что недалеко от родного села хотят возродить скит, узнал случайно, когда приехал к маме. Она тогда уже сильно болела и сказала: «Если уж так хочется монахом быть, иди в Кимляй». Так осенью 1997 года я оказался вместе с батюшками Серафимом и Романом. Жили в селе, в заброшенном здании, где когда-то размещался магазин. В одной части обустроили келью, в другой — домовой храм. Зима была лютая. Дров не хватало. Служили, стоя на бетонном полу, мерзли, а потому сейчас спина ни у меня, ни у Романа не годны. А нам всего по 40 лет».

Вопреки всем ожиданиям и надеждам первые благодетели появились сразу после появления монахов в Кимляе. Возрождение обители началось со Свято-Георгиевской церкви-часовни, которую поставили на земляной горе, в народе именуемой «флегонтовой». Затем началось возведение небольшого корпуса для братии. В марте 1998-го он уже стоял под крышей. «Батюшка Серафим сразу туда перебрался, но нас с собой не взял, — рассказывает о. Роман. — Боялся, что заболеем. Тогда в корпусе не было ни отопления, ни окон, ни дверей. Пустые проемы он завешивал одеялами. Так и жил, молился. Мы к нему перебрались уже на Пасху…»

Вскоре на первом этаже здания разместились библиотека, трапезная, кухня и четыре кельи. На втором — домовой храм Александра Невского, что не случайно. Практически на этом же месте некогда стояла деревянная церковь во имя этого святого, которая стала первой в Кимляе, отстроенной сестрами осенью 1889 года. Но на этом восстановление обители неожиданно остановилось. На долгие 10 лет. Лишь в 2008 году в монастыре появился молодой человек из Саранска. Приехал с друзьями на службу. Потом еще раз и еще… После чего неожиданно предложил о. Серафиму: «Давайте что-нибудь построим». Уже в следующем году на месте разрушенного соборного храма начали расти стены нового — во имя Антония Киево-Печерского. Проект стал копией церкви Святой Равноапостольной княгини Ольги в Железноводске, которая возводилась по инициативе Серафима Новаковского еще в начале 1980-х. В январе 2011 года Кимляйский Александро-Невский мужской монастырь «заискрил» пятью золотыми куполами. Параллельно строился игуменский корпус. Казалось, жизнь в обители снова забурлила. К ней потянулись паломники, несмотря на практически полное отсутствие дороги: имеющуюся грунтовку, щедро сдобренную ямами и ухабами, то заметало, то размывало. Но в декабре 2012 года судьба преподнесла братии очередное испытание. «Трудник положил сушиться на печь дрова, которые неожиданно загорелись, — вспоминает о. Авель. — Пламя охватило весь жилой корпус и домовой храм. К счастью, удалось спасти иконостас и утварь. Новые кельи к тому времени были еще не готовы. Пришлось вновь идти в деревню, в которой тогда уже из местного населения почти никого не осталось. Поселились в двух небольших домиках. Вместе с тремя трудниками нас было шестеро». И снова холодная зима в полуразвалившихся избушках, жуткий мороз и огромные сугробы. Возвращение в обитель во второй раз произошло опять в Светлое Христово Воскресение. Последующие два года прошли в заботах о внутреннем убранстве храма. Каждую деталь в нем продумывал сам о. Серафим, который питал любовь ко всему необычному. В итоге иконостас был заказан из кованого железа, на стенах появились изображения людей и святых, каким-то образом соприкасавшихся с жизнью обители… В 2014-м игумен монастыря уже не смог сопротивляться болезням. Последовал год скитаний по больницам. «Все равно не проживу больше, чем Бог отписал», — улыбался врачам о. Серафим. Его не стало 30 ноября 2015 года. Похоронен, как и завещал, в усыпальнице монастырского храма. «Вырыть могилу и обложить кирпичом он попросил еще за два года до смерти, — говорит о. Авель. — Хотел, чтоб положили его в самый простой гроб. Но мы ослушались, решили заказать современный, красивый. И что вы думаете? Начали класть батюшку, а митра (головной убор высшего духовенства — «С») не помещается. Так и пришлось в течение дня делать другой гроб…» «Главное, чему меня научил о. Серафим — любить и прощать», — признается Роман Невский. Сейчас он продолжает дело духовного отца. Планов много: закончить роспись храма, восстановить сгоревший корпус, обнести обитель забором, договориться наконец-то с местными властями о строительстве дороги и перенести Свято-Георгиевскую часовню с земляного столпа, который стал осыпаться. На этом месте будет небольшой сруб. С подобного ему когда-то и началась история кимляйского монастыря…

Флегонт

В деревянной келье на рукотворной земляной горе недалеко от Кимляя в 1856 году поселился сын дьакона соседнего села Волгапино Флегонт Островский. Он долго и упорно шел к судьбе отшельника. С детства привлекал внимание окружающих своей любовью к уединению и чтению книг, а потому нередко был объектом насмешек. Особенно жестоко над ним издевались «товарищи» по Ломовскому духовному училищу. Флегонт терпел злые шутки и побои, впрочем, так же как и нужду, которая заставляла выходить на улицу и просить милостыню. С трудом, но образование сын дьякона получил и даже поступил в Пензенскую семинарию. Правда окончить ее не смог: сильно заболел и был вынужден вернуться домой. Сначала помогал родителям вести домашнее хозяйство, а потом стараниями отца поступил на службу в Пензенский земский суд. Но новая должность будущего отшельника совсем не радовала. В свободное от работы время он ходил в Николаевскую церковь, где чуть позже стал чтецом. В сентябре 1848 года Островский вышел в отставку по собственному желанию, чтобы посвятить себя служению Богу. Родные такого порыва не оценили. Обвиненный в сумасбродстве, Флегонт искал уединения. Однажды даже вырыл для себя недалеко от Кимляя пещеру, но местные жители скоро ее обнаружили и подняли отшельника на смех. От людских осуждающих глаз пришлось бежать в Саров. Чем там занимался Флегонт и где жил, неизвестно. Домой вернулся в 1850-м. Попросил у родителей благословение на странствие и двинулся в путь. Обошел монастыри Сарова, Дивеева, Мурома, Владимира, Суздаля, Ярославля, Москвы, Курска и Воронежа… Поклонившись многим православным святыням, вновь возвратился в Кимляй. Стал упрашивать отца, чтобы разрешил поселиться в отшельнической келье недалеко от дома. Но тот был непреклонен. Не желал старший Островский вновь терпеть насмешки от прихожан и посоветовал сыну подвизаться в Бузулукской обители. Флегонт двинулся в путь.

В дороге неожиданно понял, что не хочет быть монахом: у него иное предназначение. Поселился в землянке, вырытой им на вершине горы близ монастыря. Вскоре к подвижнику потянулись страждущие, что очень не понравилось местной братии. Она донесла архиерею о том, что Флегонт без позволения принимает посетителей… В 1856 году Островский снова появился в Кимляе, но уже с твердой уверенностью, что родные края больше не покинет.

Недалеко от деревни расчистил от зарослей небольшую поляну и начал насыпать на ней земляной холм. Вскоре к работе подключились местные крестьяне. «Говорят, что даже дети помогали возводить столп, — рассказывает о. Авель (Костин). — Флегонт одаривал их конфетами. Хотя, по воспоминаниям современников, был суровым человеком».

На вершине горы подвижнику поставили маленький сруб с одним небольшим окошечком. В нем он прожил семь лет, а затем на пожертвования возвел над своей кельей второй этаж. В декабре 1870 года Флегонт Островский тяжело заболел и умер. После долгих споров отшельника было решено похоронить при Иоанно-Богословской церкви Троицка.

Рождение

Флегонтова гора пустовала недолго. Почти сразу после смерти отшельника, в келье поселилась Ксения Ахлестина — крестьянка из пензенского села Вольной Лашмы. Впервые она приехала в Кимляй 19-летней девушкой вместе с матерью, услышав о прозорливце Флегонте. Потом постоянно его навещала. Овдовев в 1868 году, поселилась рядом со столпом. Заняв место Островского, организовала домашнюю школу для крестьянских детей. Этим и зарабатывала на жизнь. Некоторые воспитанницы Ахлестиной вскоре остались с ней. Появилась необходимость в дополнительном жилье. Первый корпус для насельниц горы благотворители возвели в 1874 году. Через 15 лет, когда уже официально признанная женская община насчитывала 16 человек, рядом с жилым корпусом «выросла» церковь Александра Невского, освященная лично архимандритом Гедеоном. Ксения была пострижена в монахини под именем Екатерина. При ней строительство обители быстро пошло в гору. Общине дарили и жертвовали сотни десятин земли и деньги. Стараниями настоятельницы вскоре появились пятиглавый соборный храм, три двухэтажных жилых корпуса, несколько деревянных флигелей, амбар, погреб, баня, дом для священника, прачечная и сараи.

В 1901 году, когда гору населяли больше ста человек, по ходатайству епископа Пензенского и Саранского Павла (Вельчинского) община стала Александро-Невским женским монастырем. В обитель потянулось еще больше паломников. Росли доходы. На собранные пожертвования игуменья Екатерина основала школу, сиротский приют, больницу, построила хутор возле села Ворона Краснослободского уезда… О перенесении праха отшельника Флегонта из Троицка в обитель задумались уже после смерти игуменьи — в 1909 году. Инициатива принадлежала его почитателям. После длительных проверок и сбора информации епархиальный совет постановил: «Принимая во внимание, что старец Флегонт Островский, похороненный 40 лет тому назад при Иоанно-Богословской церкви заштатного города Троицка, доселе пользуется уважением и живет в молитвенных воспоминаниях окрестного к Флегонтовой горе населения, с уверенностью можно сказать, что перенесение его праха на Флегонтову гору в Александро-Невский женский монастырь, как бы оно скромно ни было совершено, неизбежно вызовет движение религиозного характера среди народной массы и послужит основанием к нежелательным толкам, преувеличению заслуг и подвижничества Флегонта… Посему консистория со своей стороны считает преждевременным тревожить прах старца Флегонта и полагает вопрос о перенесении его отклонить…» Но духовные дети отшельника не отступили. Через год преемница настоятельницы Екатерины Варвара (Корякина) предприняла вторую попытку, которая увенчалась успехом. Прах Флегонта разрешили перенести, но без особой торжественности, скромным образом.

1913 году к соборному храму над останками подвижника пристроили каменный алтарь. Обители оставалось жить всего 5 лет.

Гибель

В первые годы после революции в Большом Азясе, что в 15 километрах от Кимляя, появилось религиозное течение под названием «Новый Израиль». Возглавил его крестьянин Дмитрий Фокин. Информации сохранилось немного, поэтому об идеологических особенностях сообщества рассуждать сложно. Одни исследователи называют его сектой, другие — православным братством радикального монархического характера. 28 февраля 1919 года сторонники Фокина организовали крестный ход из Большого Азяся в кимляйский монастырь. Провозгласив 12-летнего воспитанника секты Михаила Суркова «чудом спасшимся от расстрела царевичем Алексеем», они двинулись в путь. Более 3 тысяч человек с белыми знаменами, портретами царя и пением «Христос Воскресе» направились к монастырю. Но возле села Волгапино их уже поджидали чекисты, которые открыли огонь. 20 человек были убиты, около сотни получили ранения. Фокина арестовали и через пять дней расстреляли. Судьба игуменьи и насельниц Александро-Невской обители, которых посчитали соучастницами шествия, неизвестна. Некогда цветущий монастырь опустел и был разграблен. Прах старца Флегонта большевики сложили в мешок и показательно утопили в Мокше. Но есть и другая версия. «Однажды я служил в Волгапине и на причастие пришли две старые бабушки, — рассказывает о. Роман. — Они подтвердили, что мешок действительно бросали в реку, но в нем находился живой человек. Подросток, живший при обители. Его и утопили. А останки Флегонта увезли в Краснослободск, чтобы устроить показательную расправу. Что с ними было дальше, неизвестно».

Храмы, монашеские кельи и другие постройки новые власти передали сельхозартели села Сутягино, так как жители ближайших Волгапина и Кимляя такой «дар» принимать отказались. В 1940-е сохранившиеся корпуса обители заселили воспитанники детдома № 5. Им было от 3 до 7 лет. В 1983 году ребят перевезли в Рузаевку. Опустевшие и разворованные здания вскоре почти полностью разрушились.