В Краснослободске у самой реки Успенский храм. Сам белый и с синими окоемами. Как снег и небо. Всегда наряден, а в весенние поры с особым шиком. Смотришь сверху на Мокшу — лед уже совсем понарошечный, большая вода просыпается, легко ломает его, закипает на мартовском солнце. Хорошо припекает, и вон как Господь землю украсил! А внутри храма красоту наводит иерей Александр. По фамилии Шапкин. Алтарь расписал уже, но работы много. У него и живот весь в краске, и руки. Тут же и мастерская. Помощница, говорит, появилась, дело идет. Я гостил у настоятеля прошлым летом. И пока мы с умным видом рассуждали о вечном, матушка Юлия Николаевна собрала на стол. Тогда, я помню, была окрошка на тане, яичница по-донецки и роскошный пудинг. А теперь я приехал к матушке. Что всё с отцами сидеть?

Они живут в малой сторожке при храме. Четвертый год пошел. С ними мудрый отрок Климент, веселая девчонка Таисия и апостол Марк, но он еще совсем махонький. Ходит и говорит «би-би», а на меня пальцем ткнул и назвал дядей. Жаль, Таисию не застал, она в школе была.

А мы опять за столом. Чай, горячие драники, пирог с яблоками. Прошу Юлию Николаевну рассказать о жизни. И отец Александр рядом. Где поправит, где дополнит, а где и строго скажет лишнего не болтать…

Знакомство

«С батюшкой мы встретились еще до его священства. Приехали в Москву на заработки, там и познакомились. Я была рекламным агентом, продавцом в магазине, а он художничал. И вот звоню маме: «Я выхожу замуж». А она сразу: «За москвича?!» — «Нет! Наш! Гундоровский!» Я из Донецка Ростовской области, а через бугорок от нас станица Гундоровская, там батюшка родился…» «Гундоровка теперь поселок, — уточняет отец Александр, — казаки в свое время насолили советской власти…» Ну вот, мама обрадовалась. Так и поженились, а потом детки пошли… Работали, крутились, как могли. А в Москве такая суета, сутолока. До работы два с половиной часа добиралась. Стали задумываться о том, чтобы перебраться в тихое место.

Священство

В один прекрасный момент я услышала: «Все! Не хочу больше! Надоела Москва! Хочу стать священником!» И как запел! Да так громко! «Хороший, — спрашивает, — из меня дьякон получится?» И я ему: «Да!» «Матушкой, — спрашивает, — будешь?» А как это — быть матушкой? И еще слово такое интересное — «матушка». Как «монашка» что ли… Но он меня долго к этому подводил, постепенно. Я смущалась, хихикала, а потом приняла. Что же? Куда ты, туда и я. Батюшка учился в семинарии и у него всегда была тяга к церкви, а меня он приобщал осторожно. Предложил однажды в воскресенье в храм сходить. А так после рабочей недели хотелось поспать, отдохнуть дома. Пришли, помню, народу полно, все толпятся, поют. Но что меня поразило — долго стоят и смотрят в одну точку. А мне присесть хочется, мне полежать хочется. Он на меня посмотрел: «Устала? Ну, пойдем». Потом стал готовить к тому, что надо исповедаться и причаститься. Принес мне молитвослов: «Читай от сих до сих». И ушел. А я легла спокойно, открыла и читаю, как литературную книжку. Он заходит: «Ты что делаешь?! Надо перед иконами! Стоя!» И сам стал читать. Я стою, переминаюсь с ноги на ногу. Он опять меня утешает: «Ну сядь, посиди». Так потихоньку и втянулась. И уже не пропускали ни одного праздника, ни одного воскресенья. Помню, идем ночью по Москве с пасхальной службы. Тишина, нет кругом никого. И так на душе светло, такая благодать!

Рок-н‑рол закончился

Я очень любила ходить в брюках. И вот батюшка спрашивает: «А ты знаешь, что теперь нельзя джинсы носить?» — «Ка-а‑а‑ак?!» — «Все, рок-н‑ролл закончился». Поначалу отказ от этого был для меня страшной трагедией, но потом поняла, какая это мизерная вещь. А еще смущалась первое время, когда меня называли матушкой. Теперь уже привыкла, сама говорю: «Зовите матушкой».

Мордовия

И вот отец Александр объявил, что мы едем в Мордовию. А я ему: «Что такое Мордовия?» Не имела даже представления, где это, но он успокоил: «Шестьсот километров всего». Резко все бросили и переехали сюда. Сначала, конечно, было тяжело, но с Божьей помощью приспособились. Теперь я уже влилась в эту жизнь на приходе. Замещаю заболевшую женщину в храмовой лавке, общаюсь с прихожанами, стараюсь всех выслушать, никого не обидеть. Нужно помнить, у кого какой родственник заболел, кто рожает скоро, как кого зовут. Вот одна бабуля подходит всегда и спрашивает: «А как меня зовут?» И я ей уверенно: «Лидия!» Стараюсь интересоваться жизнью каждого: «Как ваша дочка, поправилась?» — «Ой, а вы меня помните?» Человек шестьдесят у нас на приходе, а еще трое своих деток — постирушки, бутылочки, сборы в школу, кому брючки подшить, кому шапочку поправить…
А еще на колокольню забираюсь, звоню. У нас всего три колокола, особого умения не надо, но поначалу путалась, не могла подобрать такт. Научилась сама потихоньку. Великим постом один звон, а пасхальный будет повеселее. Говорят, что колокольный звон целебный. Поднимаюсь, и трепет охватывает — скорей бы начать! Так что звонить бегаю с удовольствием.

Так вот и живем в своей сторожке. Но ничего, в тесноте, да не в обиде. Бывают, конечно, и скорби, и недовольства, но справляемся, слава Богу за все. «Я иногда ропщу, — вступает батюшка, — не ропщу даже, а ною, но она меня успокаивает. Матушка у меня крепче духом. Если прихожанам нужно что-то, они идут к матушке. Я занятой вечно, на бегу, на лету, то рисую, то работаю…» Да, батюшка иногда бывает не в духе и к нему надо ласково «подкатить». Крадусь тихонько: «Ба-а‑атюшка, ба-а‑атюшка…» А из алтаря: «Что?!» — «Ба-а‑атюшка, можешь выйти? Тут к тебе женщина пришла…» И он уже улыбается, выходит. Особый подход нужен! «Да, — заключает отец Александр, — у нас добрый следователь и злой».

Детишки

Клименту нашему десять лет, Таисии в апреле будет семь, а Маркуше два годика. Клим с шести лет в алтаре и, конечно, имеет страх перед Богом. Как-то они нашкодили, и Клим говорит Тасе: «Ты что, Бога не боишься?!» А она ему: «Бою-у‑усь». А еще Марк порвал однажды иконочку, а Тася отобрала: «Это же Богородица!» И давай ее целовать. А если Клим начудит что-нибудь, батюшка говорит ему: «Ты же сын священника! Как ты мог такое сделать?!» Я боялась, что в школе будут какие-то насмешки, но у детей нет злости, «поповским сыном» никто не называет, а мы стараемся, чтобы дети были дисциплинированные.

Еще у батюшки пономари все одного возраста. Бывает, что балуются. То разобьют что-нибудь, то крестики-нолики в храме на стене нарисуют, то тройным одеколоном все обольются. Эх и пахло от них! А раз спрашиваю у батюшки: «Ты что там ворчал?» А он мне: «Да стою, Евангелие читаю, а они рожи корчат и во время сугубой молитвы друг друга по ушам щелкают». Батюшка и выгонял пономоря Мишку за шкодливый характер, а потом посмотришь — тот опять в алтаре: «Кто ж ему кроме меня уши накрутит?» И детки у нас хорошие, и приход, и прихожане. И место тихое, приятное…»

А я пятый бокал чая пью. Заслушался. А потом на улицу вышли все воздухом подышать. И батюшка, и матушка, и Клим, и Марк с «бибикой». Таси только не было, потому что некогда ей, учиться надо. Еще и гостинцев дали в дорогу — маринованные грибы, варенье из ростовских абрикосов… Грибы я с картошкой слопал вчера. Знатные грибы у матушки! Спасибо великое!

https://stolica-s.su/society/79969