Настоятель Успенской церкви Краснослободска иерей Александр Шапкин — о пионерском детстве и теплохладности современников.

Если утром спуститься к реке по тихой улочке Краснослободска, если идти сквозь зелень вдоль старых особняков, если двигаться за маленькой желтой птичкой, прыгающей по тропе, за серым котом, стащившим рыбку, если неспешно красться за стаей осторожных стрекоз, прислушиваться к кузнечику, задравшему ввысь тоненькие коленки, если быть созерцателем тихой провинции, то обязательно доберешься до края и откроется божественная панорама: необозримая пойма со старицами, полными окуней и щук, и непременно распахнутся луга с медовым клевером и дружными соцветиями зверобоя. Хожу в тишине непрошенным гостем, дышу ветром. А на берегу Успенская церковь, местные называют ее нижним храмом. Здесь служит иерей Александр Александрович Шапкин — батюшка, приятный во всех отношениях. При церкви его небольшая избушка, а у дверей матерый сторожевой кот. Пустит ли? Не задерет ли меня?

Робко стучусь: «Мир дому сему». И отец Александр из глубины: «С миром принимаем».

В коридоре малые котятки. Пищат, суетятся. Подброшенные все. И тот суровый при дверях тоже был когда-то неожиданно обнаружен. Матушка Юлия Николаевна готовит обед, а мы решаем поговорить в церкви. Год назад по благословению владыки Климента отец Александр сам взялся расписывать стены. Учителя были хорошие — Александр Чашкин и Алексей Пушенко. Духовное образование получал в институте святого Иоанна Богослова, а теперь продолжает в пензенской семинарии, на пятом курсе уже. В церкви стоят леса, на них краски, тюбики, кисточки, тряпочки. Батюшка скромничает: «Зачем об этом писать? Работы еще навалом. И зачем меня фотографировать? Не люблю позерство. Может, грязную рабочую одежду надеть? Хотя это будет искусственно…» Любуюсь начатыми трудами, интересуюсь: «А с чем можно сравнить появление росписи? С восходящим солнцем? Со спеющим яблоком?» Задумывается. «Наверное, с музыкой. Здесь, как в музыке, есть свой ритм, своя мелодия. Я пишу по правилам, по древним канонам, с молитвой, не торопясь…»

В Мордовии отец Александр служит три года, приехал с семьей из Ростовской области и у него, между прочим, трое детей. Двое летом гостят у бабушки, а самый малый Марк спит в саду под яблоней. «Сколько, — спрашиваю, — деток нужно для счастья?» — «А это уж сколько Бог даст, — смеется, — чем больше, тем лучше». — «Что за напасти на нас, отче? Ребятишки почем зря тонут: трагедия в Карелии, в Саранске уже несколько случаев…» — «Этот вопрос нужно властям адресовать. Тем, кто организовывает отдых, отвечает за безопасность. А если в духовном плане, то дети, как правило, отвечают за грехи своих родителей». — «Может, судьба такая? Моя сомневающаяся и любознательная жена всегда задается вопросом: если Бог определяет судьбу каждого человека, то почему мы должны держать перед Ним ответ?» — «Все просто: нет никакой судьбы, нет никакого рока. Господь нас так любит, что дарит свободу, и мы вправе сами определять свою жизнь. Другое дело, что ему все известно, Он есть Начало и Конец, Альфа и Омега, но выбор всегда остается за нами». — «Что же нас губит? Какая страсть сегодня самая страшная?» — «Жажда наживы, наверное. Алчность, погоня за материальными ценностями. Мы даже берем кредит и покупаем Айфон, чтобы, как говорят в народе, понтануться. В храмы стали меньше ходить. Возникал период, когда народ в церковь шел, а сегодня интереса все меньше, и это заметно. Теплохладность какая-то появилась. Подъедут на крутой тачке, зайдут праздно и дальше поехали. Вернутся с московских заработков, а в церковь зайти забудут». — «По пути в Краснослободск я видел ястреба над Мельцанами. Он высмотрел мышь и бросился сверху, бросился на свою пищу. И у меня появился образ пищи духовной — нужно ли кидаться в веру ястребом, хватать все сразу или лучше, подобно мыши, собирать знания по крупицам, приходить к вере постепенно? Или, может, такие «мышиные накопления» и являются теплохладностью, о которой Вы говорите?» — «Сложно судить, всякий человек приходит к вере по-своему. Главное, не растерять эти знания, не растранжирить впустую, не остаться равнодушным. В советское время, которое сейчас принято осуждать, люди были тверды, крепко верили в свое дело. Мой дед, донецкий шахтер, верил в коммунизм, работал от зари до зари, содержал большую семью. Сам я активно проявлял себя в пионерской организации, даже принимал участие в издании газеты. А воровали и разваливали страну номенклатурщики, партийные бонзы. Дед, конечно, посмеивался надо мной, когда я начал воцерковляться, но угольным кулаком ни разу по шее не приложил… А пообедать Вы не хотите? У нас окрошка на тане». — «Так это ж никогда не помешает. Идемте, конечно!»

Все просто: нет никакой судьбы, нет никакого рока. Господь нас так любит, что дарит свободу, и мы вправе сами определять свою жизнь. Другое дело, что ему все известно, Он есть Начало и Конец, Альфа и Омега, но выбор всегда остается за нами

Из прохлады храма попадаем в июньский зной. Сегодня солнцестояние. Спрашиваю, что батюшке ближе: день или ночь? — «Все Бог дает, у Бога все хорошо. Днем заботы, попечения, а ночью можно помолиться без суеты, подумать».

Окрошку на тане я никогда и не пробовал. Хороша! Возьму на вооружение. А потом яичница по-донецки, с салом. Дело было еще до Петрова поста, потому мы обедали в полный рост! «У нас тихо пока, — говорит матушка, подкладывая мне еще, — дети на отдыхе. А то, бывает, придут монахи, а в доме гам. Так они не выдерживают, убегают». На десерт подается пудинг. Предлагаю звать его «Путинг», все соглашаются. А в саду Марк проснулся, покинул коляску и по траве бегает, солнцу радуется. Выпиваю компот на дорожку, благодарю матушку Юлию, отца Александра и Господа Бога за все!

P. S. Получил недавно письмо от батюшки: «А я в деисусе складочки сделал. И еще мы забыли Троицкий собор посмотреть, что за храмом. Приезжайте». С великим удовольствием!

http://stolica-s.su/society/religion/52773