Работа знаменитого пензенского живописца Константина Савицкого «Пожар в деревне», которая хранится в Третьяковской галерее, в полной мере отражает то, что творилось в мордовском крае в XIX веке

Как горел мордовский край в XIX веке. Часть I

Сергей Бахмустов

«Грабитель оставит хотя бы стены, огонь не оставит ничего…» — так говорили люди, подчеркивая, что страшнее пожара уже ничего быть не может. Прописная истина, особенно для времен минувших, когда «соломенные деревни» даже в прибалтийских губерниях являлись правилами, а не исключениями. Казалось бы, историческая наука должна изобиловать описаниями массовых пожаров, колоссальность и губительность которых и сомнения-то ни у кого не вызывала. Сама историческая повседневность сверху донизу пронизывалась мотивами народной беды: возьми на себя труд полистать летописи народного быта — и вот они, огнепальные страницы провинциальной трагедии, сыпятся как из рога изобилия. Так думал и ваш покорный слуга, решивший в один оптимистичный день пополнить запас своих знаний по этой теме. Конечно же, кое-что выяснилось довольно скоро, но эпизодичность фактов, почерпнутых из сочинений старинных краеведов и в губернских справочных книгах, осталась такой вопиющей, что ни о какой серьезной суммарной публикации и речь не могла идти. Что селения горели — никто не сомневался, а вот как? Статистика встречалась, в том числе и в российских сборниках, имеющихся и в крупнейших библиотеках Саранска. Однако общие цифры особого впечатления не вызывали — хотелось конкретики, без которой статистика оставалась горой сухих цифр.

В науке и публицистике дело обстоит так: хочешь чего-то добиться — выбери правильный путь поиска и сбора материалов, а уж сколько времени и труда потребуется для достижения положительного результата — дело второе. Полтора года хватило, чтобы составить картину народной трагедии на ограниченном отрезке времени — за три десятилетия середины ХIX века. Главным источником информации оказались выпуски малоизвестного «Журнала Министерства внутренних дел» за 1830–1860 годы, а это более 400 томов. Беда в том, что подшивок журнала в Мордовии нет. Зато есть интернетская сеть цифровых библиотек, а в ней нашлась крупная подборка русской периодики XIX века, в том числе «ЖМВД», «Русский архив», «Русская старина», «Исторический вестник» и еще десятки архиинтересных журналов, не обходивших стороной провинциальную историю и культуру. Читай не ленись!

Читал, не ленился, а что вычитал — о том расскажу сегодня.

Как горели — понятно, что жарко, часто и эффективно. Даже складывается впечатление, что народ воспринимал пожары как некое жертвоприношение за грехи вольные и невольные. Широкое общество они особо не шокировали; ситуация менялась, когда не соседи горели, а своя деревушка, родная. Тогда население могло дойти до зверств по отношению к тем, кого подозревали в поджоге. Но об этом позже.

Для начала рассмотрим момент, когда в час беды проявлялись лучшие человеческие качества. Судьба благоволила к крестьянину села Старое Синдрово Никите Чегодайкину, человеку энергичному, предприимчивому и, как показали события, порядочному. Столичный сановник де Траверзе, имевший в селе крупное имение, назначил Чегодайкина своим управляющим. Но вот грянула беда: в марте 1834 года случился большой пожар, село выгорело на треть. Десятки семей оказались на снегу — в прямом смысле слова. Чегодайкин, человек состоятельный, причем сохранивший почти все свое имущество, немедленно решил пожертвовать землякам помощь по максимуму и сразу выделил 61 пуд муки, три стога сена для корма скоту и три избы, где можно было пострадавшим голову приклонить. Многих соседей пригласил пожить к себе. Деньгами тоже помог, выделил 500 рублей, на которые, между прочим, можно было купить до сорока срубов. Но главное — Чегодайкин оказался хорошим организатором, он устроил так, что силами непострадавших односельчан всем погорельцам была оказана помощь. На улице не оставили никого. Но основная помощь поступила от помещика: управляющий имением уговорил его простить всем погорельцам недоимки и раздать им продукты, которые были собраны для отправки в Петербург. Уездные власти сообщили о событиях в Синдрове в верха; доклад лег на стол императора Николая I, который наградил Никиту Чегодайкина серебряной медалью с надписью «За полезное», — такой наградой даже в губернском городе мало кто мог похвастаться.

Но было бы неправильно искать таких же сострадателей во все селах, которые подверглись такому же испытанию. Погорельцам помогали везде, но чаще в форме подаяний. По дорогам пострадавшие тянулись хоть и жидким, но бесконечным потоком. Чем могли помочь им крестьяне, богатства у которых никогда не скапливались? Краюхой хлеба и крынкой молока. Деньги подавали очень редкие поселяне — не было денег у мужиков.

Сводки порой приоткрывали завесы над масштабами народных бедствий. В изданиях 1844 года нашлись такие факты. В Темниковском уезде, в с. Куриловке в одночасье сгорели 16 крестьянских хозяйств «со всем имуществом и хлебом». Убыток составлял 1 154 рубля серебром — это основная форма исчисления денег. Ассигнациями, то есть купюрами — умножьте на четыре. В с. Кашаево сгорели 33 избы, убыток 2 945 рублей. Источник беды был найден: село подожгла крестьянка Фролова, но о причинах ее преступления не было сказано ни слова. Обычно «красного петуха» подпускали к врагу, но ветерок подул — и запылало полсела. В селе Козлятском случились два пожара с коротким перерывом. Сначала сгорели 20 домов, убыток 2 895 рублей, потом еще 17 домов, убыток 3 627 рублей. Случайность? В Ардатовском уезде в селе Семеновке сгорели девять крестьянских изб и дом помещика, а в с. Кузьмино у помещика князя Волконского — сахарный завод; здесь потери указаны очень значительные — 20 000 рублей. Но злоумышленного поджога не было. В 1846 году сгорел сушильный корпус на суконной фабрике купцов Суворовых в селе Ширингуши со всем сукном, что в нем находился. Убыток — 4 880 рублей. В селе Кемле у помещицы Философовой сгорела сукновальня на реке Алатырь — со всеми машинами. Поджога и здесь не было, хотя так и тянет скосить глаз на классовую борьбу. После Н. П. Огарева селом Старое Акшино владел его друг Николай Михайлович Сатин. Из разных источников мы знаем, что Сатина преследовали всяческие неудачи в хозяйственной деятельности, но какие — в основном догадывались, но наверняка не ведали. Но кое-что проясняется. В 1855 году у Сатина сгорела самая важная часть его акшинской суконной фабрики — ткацкий корпус со всем оборудованием и запасом выделанного сукна. Вдобавок на фабрике погибли два молодых работника: крестьянский юноша 18 лет и его брат 8 лет. Восстановить фабрику стоило очень больших денег, а их у Сатина как раз и не хватало. Мы это можем утверждать совершенно точно, так как именно в это время Сатин прекратил выплачивать Огареву долг за имение.

Горели и другие промышленные предприятия. В 1859 году очень большие потери понес Авгорский чугуноплавильный завод Краснослободского уезда. Сгорел каменный корпус со всем оборудованием, две формовочные палатки, пострадал доменный двор и литейный магазин (склад). Интересно, а что от завода вообще осталось? В 1860 году у купца Манухина в Сивини сгорели на железоделательном заводе каменный производственный корпус, водопроводный узел, водяная мукомольная мельница, кузница и что хуже всего для рабочих — крупный хлебный склад. Владелец понес убытки в 40 000 рублей. Хотя у Манухина отношения с рабочими складывались весьма напряженные, но о поджоге речь не шла. Огня на заводе и так хватало.

Иногда потери полупромышленных предприятий били по всей крестьянской массе, как это было в селе Анненково Саранского уезда, где по невыясненным причинам сгорела крупная водяная мельница на реке Инсар.

Серьезные пожары случались слишком часто. В сельце Енгозине Темниковского уезда сгорели 10 крестьянских изб ценой в 4 260 рублей. Дело было осенью, в октябре, значит, ни о каких природных причинах возникновения пожара и речь не шла. Виной могло быть что угодно — от неисправной печи до опасного баловства детей с огнем. Пензенская губерния в 1846 году вообще заняла второе место в империи по количеству пожаров из-за неосторожного обращения с огнем — таких случилось 90. В уездном городе Спасске во время пожара выгорели 15 домов, но вовсе не рядовых изб, так как потерю оценили в 25 000 рублей. В с. Морге Алатырского уезда (ныне Дубенский район) случилась трагедия помасштабней: сгорели 68 крестьянских домов из 106. Село сгорело бы полностью, но местное Удельное управление смогло организовать крестьян на борьбу с огнем. Моргинцам сильно помогли соседи из села Чеберчины, которые дружно примчались на помощь и привезли с собой противопожарный инвентарь, в том числе шесть труб (брандсбойтов) и десять специальных бочек для воды. А вот село Покровское Наровчатского уезда (ныне Ковылкинский район) в мае 1844 года выгорело почти полностью: погибли 204 крестьянских хозяйства, а еще сгорели два деревянных храма и шесть домов причта. Убыток определили в 44 912 рублей. В таком кошмаре жители почти не пострадали физически, только одна крестьянка сильно обгорела и попала в больницу.

А теперь, почтенные читатели, включите воображение и попытайтесь понять, что значит гибель хозяйств. Горели не только избы, но и дворовые постройки вместе со скотиной. Хозяева стремились прежде всего спастись сами и вытащить из огня как можно больше имущества. Паника, крики, рыдания, бессмысленные метания — в такой ситуации не всем владельцам удавалось выгнать на улицу скот. Общее безумие дополнял рев гибнущих животных. В одном описании говорилось, что горящая курица залетела в соседский двор, который вроде бы удалось отстоять от огня, — и запылало еще одно хозяйство. Даже если горело всего несколько хозяйств, обстоятельства складывались ужасные. А если горело все село, целыми порядками? Сущий ад на земле…

Есть еще факты. В селе Перевесье Краснослободского уезда сгорели пять крестьянских хозяйств (убыток 4 717 рублей серебром), в селе Базарные Дубровки от  молнии — 56 домов на сумму 6 361 рубль; тогда же в селе Михайловка Саранского уезда пожар уничтожил девять хозяйств (урон 1 665 рублей). В селе Боковой Майдан Спасского уезда с интервалом в месяц случились два пожара, в одном сгорели 18 изб, в другом — 37. В селе Пичеморге того же уезда за ночь от огня погибли 38 крестьянских изб и четыре дома церковнослужителей; в селе Ежовка Краснослободского уезда потери составили 39 домов, в селе Чуварлей Алатырского уезда — 54 избы, в селе Гузынцы Саранского уезда 62 избы, в селе Горки Ардатовского уезда семь изб и две солдатские кельи, в деревне Третьяковой Темниковского уезда — 51 двор, помещичья усадьба (дом с флигелем), мельница и запасной магазин с хлебом, то есть склад, — и все это за какие-то полтора месяца. Хлебный склад жаль особо, ведь деревне явно грозил голод. В селе Боковой Майдан в огне погибла целая семья: крестьянин Матвей Николаев с женой и двумя малыми детьми. Человеческие трагедии случались часто; например, в пожаре в селе Спасское сгорела в своем доме солдатка Михайлова с малолетней дочерью. А в селе Палотово в гибнувшем доме крестьянина Ильи Спиридонова остались трое маленьких детей, — спасти их было некому.

Деревни и села все горели, горели, горели… Осенью 1844 года в селе Косогоры Ардатовского уезда лишились крова 40 семей (убыток 6 642 рубля); в селе Напольная Тавла Саранского уезда в пепел обратились семь изб, в селе Большая Танеевка того же уезда — 20 изб «с имуществом и скотом» (1 740 рублей убытка). Саранский уезд оказался урожайным на пожары: вслед за Танеевкой загорелось Архангельское Голицыно, погибли 11 домов (убыток 2 620 рублей); здесь сильно подозревали поджог. И сразу же сгорели 22 крестьянских дома и господский флигель в Пушкине. В 1846 году небольшое сельцо Соколовка Саранского уезда потеряло сразу 14 домов.

Инсарский уезд тоже подсчитывал убытки: в селе Сиалеевская Пятина сгорели 18 изб (на 6 693 рубля), — знать, дома бедными не были; в татарском селе Свербеевке пожар уничтожил 19 домов и мечеть. Случались пожары и в Наровчатском уезде: с разницей в несколько дней сгорели 54 двора в селе Азарапино и 19 изб в селе Казенный Майдан. Общий ущерб — почти в 10 000 рублей. В 1846 году еще несколько сел Наровчатского уезда пережили пожары: в Мордовском Вечкинине и смежных Новых Дубровках сгорело 31 хозяйство (ущерб 5 973 рубля серебром); в селе Паньже сгорели 20 изб (ущерб 2 097 рублей); в селе Рузвель в пепел обратились 10 изб, а еще в них погибли две маленькие девочки. В Кочелаеве тогда же пожар спалил 29 крестьянских изб и два дома отставных солдат (убыток 2639 рублей).

А итоги 1848 года сравнивать не с чем: лето стояло сухое и знойное, полыхала вся Россия, и больше всех Казанский край. Наш отставал, но тут уж рядиться не приходится — и один пожар для людей трагедия. Мы выбрали материалы, напрямую касающиеся нашей территории — по уездам Саранскому, Краснослободскому, Темниковскому, Ардатовскому и частям Алатырского, Наровчатского, Спасского. Вот что получилось. В деревне Виляйки сгорели 20 домов, в селе Новая Федоровка — 12, в Майдане — 15, в Чекашевых Полянах — 79, в Стародевичьем Рукаве — 15, в Резоватове (тогда Лукояновского уезда) 22, в Верхней Лухме — 19, в Архангельском Голицине (еще раз) — 50 домов и 25 крестьянских маслобоен, потом грянул еще один пожар, в котором сгорели 22 дома, в Чеберчине 64 дома, в Старой Теризморге 28 домов, в Белозерье 56, в Глушкове 63, в Семеновке 20, в Нагорном Алексове 70, в Пензятке 60 и деревянная мечеть, в Малой Елховке 20, в Пилесеве 19, в Шадым-Майдане 22, в деревушке Заусеке (владение помещиков Мухановых) погибли 70 дворов, то есть целыми осталось несколько изб, в Аллагулове в пепел обратились 26 изб и питейное заведение со всем его горючим материалом, в Дубенках 17 домов, в Верхней Вязере 25 домов в одном пожаре и 32 дома в другом, в Новом Малкееве 19, в Семивражках 26, в деревнях Шутовка и Шукструй 17 и помещичьего имущества на 10000 рублей, в Лобасках 47 домов, в Сарафановке 12, в Бахтызине 24 дома, два скотных двора и два хлебных склада, в селе Шалы обгорела каменная церковь и дотла испепелились 28 крестьянских изб и четыре дома священнослужителей, в Черемишеве сгорел 41 дом, в Новом Синдорове 34 дома, в Колопине 51, в многострадальном Покровском еще 21, в Скрябине 57, в Троицке 26 в одном пожаре и 30 в другом, в Старой Сазоновке 46, в Новоселках 28, в Челпанове 21, в Рейтарском 23, в Папулеве 39, в Лоушках 22, в Старых Пичеурах восемь, в Старом Аллагулове 22 дома.

И это еще не все, были потери и пострашнее. Деревня Большие Поляны погибла почти вся — 160 домов. В Рязановке сгорели 135 хозяйств, да еще казенный дом, а при нем флигели с  конным и житным дворами. В Шадым-Майдане, который уже горел, случился еще один пожар, жертвами которого стали 123 дома. В Шуварах тогда же сгорели 88 изб. В Лемдяйском Майдане сгорело почти все — 131 дом, деревянная церковь (здесь даже колокола не выдержали, деформировались от огня), а еще «общественный дом и пожарный сарай», — про сарай даже умилительно, надеемся, что не с него все началось. А вот деревня Мордовская Поляна выгорела полностью — 127 хозяйств. От села Пичеур почти ничего не осталось, здесь сгорели 178 изб и деревянная церковь. В селе Медаево в пепел и головешки обратились 134 хозяйства. Но тяжелее всего пришлось Ельникам, пережившим два пожара с интервалом месяца в полтора. Сначала, а именно 24 июня, запылало три четверти села; сгорели 300 обывательских домов, господская усадьба, службы, конюшня и скотный двор; погибли многие учреждения, обгорела каменная церковь, при ней часовня и сторожка. Село взвыло, но не успело оплакать потери — как грянул второй пожар, унесший еще 34 дома. Через год здесь случился еще один пожар, в котором сгорели 27 изб и сено в копнах. От Ельников почти ничего не осталось.

И все эти кошмары за один год. Для сравнения взглянем в год следующий, 1849-й. Бед тоже хватало, но масштабы уже не те. В Саранском уезде сгорели в Знаменском 20 домов, в Нечаевке 30, в Кочкурове 89, но в Кочкурове самым страшным итогом стала гибель в огне двух крестьян. В Краснослободском уезде горели Жадовка (30 домов), Селищи (15), Усть-Рахманка (61), Толковка (23 дома), Агеево (28). И здесь не обошлось без человеческих жертв: в Жадовке сгорели шесть женщин. Темниковский уезд оказался самым везучим, здесь пожар случился только один, в селе Ишейки, где сгорели девять домов, так и хочется сказать — всего…

В восточной части края (Ардатовский и часть Алатырского уездов) пожаров было всего три — в  селах Паранеи (30 домов), Чуварлей (14) и в деревне Соловьевке (63). Соловьевка практически прекратила существование, вид у нее был как после страшного нашествия врага, — кругом пепел и головешки. А вот Инсарский уезд горел часто: пожары были зафиксированы в Верхней Вязере (17 домов), в Арбузовке (22), в Челмодееве (25), в Старой Федоровке (52), в Челмодеевском Майдане (43), в Больших Полянах (12); в селе Мельцаны жилые дома не пострадали, но на суконной фабрике сгорел целый корпус со всем содержимым. От Лукояновского уезда Мордовии достался малый уголок, но и в нем трагедия поставила огненную отметину — в селе Гуляево сгорели 63 хозяйства.