В ссылке я был. Голодный год. Есть было совсем нечего. Работа очень и очень тяжелая. А есть нечего. Совсем почти нечего. Да еще зима суровая, пасмурная. Транспорт не мог ходить, и доставка прекратилась. Мы несколько суток были совсем голодны и холодны. Да еще, как на грех, мороз прибавил до сорока градусов. Птица мерзла на лету. А одежонка-то… Многие мои собратья полегли, обессилили и не могли ходить. Я тоже собрался умирать с голоду и холоду.
Ночевали мы в отдельных хибарках, маленьких таких и совсем худых. Окна заткнуты тряпками. На полу снег, – надул в щели. Дверь полуоткрыта. Понамерзло на ней льда целый вагон.
Был холодный вечер. Я лежал, уткнувшись в тряпки. Мороз лез и леденил все тело. Вдруг мне сильно захотелось спать. Я знал прекрасно, что это предвестник смерти. Чуть засни и… все, больше бы я не встал навеки. С силой поднявшись, я решил последний раз помолиться святителю и чудотворцу Николаю. «Угодничек Божий, – сказал я ему, – ведь я помираю. Ты все видишь. Ты скорый помощник, и сам приди ко мне, помоги». Дальше не помню, что говорил или не говорил, – не помню. Только слышу я сильный стук в дверь. Открыл. Порыв сильного ветра с холодным снегом обдал лицо. Никого не было.
Но что это такое? Свежие следы от двери. Заглянул дальше за угол… Сумка большая стоит. И снег еще не успел ее замести. Боже мой, да что же это такое за привидение? Еще раз оглянулся на следы. Они уходили в сторону леса. Кругом ни души. Только буря еще сильнее расходилась.
Взял эту сумку. Тяжелая. Принес в хату, открыл… Милые вы мои детки… – и старец навзрыд заплакал. – В сумке-то были свежие хлебы. Да еще теплые, совсем горячие! Будто только вот из печи их вытащили. А какая там печка?! На пятьдесят верст не было ни одной хозяйской хаты, одни ссыльные да арестанты.
И вот этим хлебом мы жили целую неделю. Когда утихла пурга, принесли нам паек. И никто тогда не умер. А в других лагерях, слышно было, многие померзли в эту метель. А наши никто не замерз. Чудотворец Николай спас нас!..
Архимандрит Филадельф (Мишин)
Сретенский календарь: Заветы новомучеников и исповедников Российских
НИКОЛА ВО ЛЬДАХ
 |
| Путь во льдах. Рисунок Валериана Альбанова |
Летом 1912 г. под начальством лейтенанта флота Георгия Львовича Брусилова на судне «Св. Анна» в Арктику отправилась экспедиция, которая состояла из 24 человек, в том числе одной женщины – Ерминии Александровны Жданко, исполнявшей на судне обязанности сестры милосердия. Брусилов предполагал пройти северным морским путем из Петербурга во Владивосток, попутно занимаясь морскими промыслами. Однако уже в октябре судно попало в ледовый плен у берегов Ямала и начало дрейф на север. Как известно, из всей экспедиции на Большую Землю вернулись только два человека – штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Кондрат. Остальные ее члены пропали без вести во льдах вместе с судном.
Подвиг штурмана Альбанова, совершившего тяжелый переход примерно в 420 км по дрейфующим льдам к Земле Франца Иосифа, вписан золотыми буквами в историю отечественных полярных исследований. Это путешествие, результаты которого имели большое научное значение, широко освещалось в научной и научно-популярной литературе советского периода, а для писателя Вениамина Каверина Альбанов стал прототипом штурмана Климова в романе «Два капитана». Однако подвиг штурмана – это не только результат его личного мужества, но и еще одно свидетельство помощи св. Николая Чудотворца «плавающим и путешествующим». Обратимся к страницам дневника нашего героя, опубликованного впоследствии под названием «На юг к Земле Франца Иосифа (поход по льду штурмана В. И. Альбанова)».[1]
 |
| Валериан Альбанов |
Когда в начале 1914 г. стало ясно, что экспедиции угрожает третья зимовка, было решено, что Альбанов с частью команды покинет судно. Запасы продовольствия, взятые с расчетом на 1,5 года, подходили к концу, и уход части команды позволил бы продержаться остающимся на судне, по крайней мере, до октября 1915 г. Кроме того, между начальником экспедиции Брусиловым и штурманом возникли разногласия, следствием которых стало отстранение Альбанова от исполнения своих обязанностей. Сложившаяся на судне моральная обстановка и другие обстоятельства – недостаток топлива, болезни, страх перед будущим и т.п. – также складывались в пользу отправки части команды на Большую Землю. Идти со штурманом изъявили желание еще 14 человек, и приготовления к предстоящему походу в течение зимних месяцев 1914 г. внесли разнообразие в монотонную жизнь экспедиции.
Наконец, все было готово. Отправление назначили на вечер 23 апреля. После прощального обеда Альбанов еще раз зашел в свою каюту, чтобы нанести место отправления на карту и взять свои вещи: «Брал я с собой, кроме того, что было на мне, еще две пары белья, остальное же все платье и белье роздал остающимся: мне это уже не понадобится. Взял я последнюю маленькую вещичку и положил ее в боковой карман – это была маленькая иконка Николая Чудотворца. Моя каюта приобрела пустой, нежилой вид. Бросив последний взгляд на нее, я вышел на лед».
 |
| Александр Кондрат |
Провожать путешественников собрались все: «На судне никого не оставалось. Вышел, наконец, и Георгий Львович (Брусилов – С.Х.), и встал позади моего каяка, готовясь помогать тащить его. … Я снял шапку и перекрестился… Все сделали то же. Кто-то крикнул «ура», все подхватили, налегли на лямки, и мы тихо тронулись в наш далекий путь».
Провожатые следовали вместе с отрядом несколько дней, а затем вернулись на судно. К вечеру 29 апреля путешественники потеряли «Св. Анну» из виду. На десятый день пути трое матросов решили вернуться обратно. Остальные одиннадцать продолжили свой трудный путь по глубокому снегу и ледяным полям. Полыней, на которых было бы легко плыть на каяках, стреляя по пути тюленей, не было. В начале мая, когда снег стал покрываться коркой, отражающей свет, у всех заболели глаза. Впереди по-прежнему были одни торосы. Тем временем закончились запасы топлива, а на обед остались одни сухари с замороженным маслом. Настроение становилось все хуже, надежда добраться до земли таяла с каждым днем. По словам Альбанова, «безотрадным, бесконечным казался нам наш путь и никогда, казалось, не настанет теплое время года, никогда не доберемся мы до полыней, которых так страстно ждали». Спать ложились все мрачные и молчаливые. И вот тут-то и произошло событие, которое вдохнуло в штурмана новую жизнь.
«Утром, - пишет Альбанов в своем дневнике, - я проснулся радостный и возбужденный под впечатлением только что виденного сна. Сейчас же поделился им со своими спутниками, как чем-то действительно радостным, имеющим прямое отношение к успеху нашего путешествия. И спутники мои были заинтересованы и со вниманием слушали меня.
Вижу я, будто идем мы все по льду, по большому полю, как шли вчера, и, конечно, тянем за собой по обыкновению свои нарты. Впереди видим, стоит большая толпа людей, о чем-то оживленно между собой разговаривают, которые, по-видимому, кого-то ждут и смотрят в ту сторону, куда и мы держим путь. Ни толпа эта нас, ни мы со своими каяками толпу не удивили. Как будто это дело обычное и встреча самая заурядная.
Подходим ближе к этим людям и спрашиваем, о чем они так оживленно рассуждают и кого ждут? Мне указывают на худенького, седенького старичка, который выходил в это время из-за торосов, и говорят, что это предсказатель или ясновидящий, который очень верно всегда предсказывает будущее.
Вот, думаю я, подходящий случай, которого не следует упускать. Попрошу я старичка, пусть погадает мне и предскажет, что ждет нас, и доберемся ли мы до земли. Подхожу к нему и протягиваю руку ладонями вверх, как протягивают гадалке, которая по линиям рук узнает будущее. А может быть и не совсем так. Может быть, я их протягивал так, как протягивают руки под благословение, т.е. согнув ладони «в горсточку»… Седенький старичок только мельком посмотрел на мои руки, успокоительно или напутственно махнул рукой на юг и сказал: «Ничего, дойдешь, недалеко уж и полынья, а там»…Я не успел дослушать предсказания старичка и проснулся…
Под впечатлением этого сна я так был радостно настроен, что от вчерашнего мрачного настроения не оставалось и следа. Своим одушевлением я увлек невольно и всех спутников моих. Ни одной минуты я не сомневался, что это вещий сон. Что этот старичок-предсказатель был сам Николай Чудотворец, иконка которого была у меня в боковом кармане. Да и те люди, которых видал я во сне, слишком благоговейно смотрели на этого предсказателя. Конечно, я тогда был болен, и галлюцинации накануне, когда я почти в забытье перенесся на набережную Баку, только подтверждают это, но, тем не менее, этот сон, со всеми его мельчайшими подробностями, не выходил у меня из головы всю дорогу, вплоть до мыса Флоры. В трудные минуты я, помимо своей воли, вспоминал успокоительное предсказание старичка. Мои спутники тоже уверовали в этот сон, в особенности после того, как в тот же вечер, совершенно неожиданно для нас, мы оказались около большой полыньи. На этой полынье мы убили нескольких тюленей, давших нам много мяса и жира на топливо. Мы отдыхали, были сыты и счастливы. Мы легко падали духом, но зато немного нам надо было и для счастья…»
Прошло несколько дней, и для экспедиции снова наступили трудные времена. 16 мая ушел на разведку и не вернулся матрос Баев. Поиски оказались безрезультатными. Двое спутников Альбанова заболели цингой, запасы продовольствия снова стали подходить к концу. Кроме того, испортилась погода, и в течение 19 дней путешественники не могли определить своего местонахождения. Штурман записывает в дневник:
«Пятница 5 июня.
Безжизненно кругом. Видели сегодня медвежий след, но старый, должно быть того времени, когда этот молодой лед был ближе к берегу. Бульона Скорикова у нас осталось 6 фунтов, так что мы можем сварить при экономии 12 супов, хотя это будет походить более на воду, чем на суп. Гороху и «жульену» осталось на очень экономных шесть супов. Молока осталось 3 баночки. Шоколад сегодня на отдыхе роздал последний. Придется теперь заменить его в полдень сгущенным молоком, а потом и сушеными яблоками, которых мы еще имеем 2 фунта. …Едим мы, казалось бы, и довольно, но все время голодны. Правда, в большинстве случаем, мы едим почти одни сухари, сдабривая их теми крохами, про которые я упоминал выше. Все время только и слышу здесь и там разговоры про самые вкусные, про самые соблазнительные вещи…
Неужели это перед концом, неужели это предчувствие нашей гибели? Но нет, этого не может быть Я уверен, рано или поздно, но мы должны добраться до земли. Слишком ярко я помню тот сон, слишком сильное впечатление произвел он на меня. В пути я стал религиозным, каким раньше не был. Иконка Николая чудотворца постоянно лежит у меня в кармане. Команда сильно упала духом, как я ни стараюсь подбадривать своих спутников».
Наступила Троица, которая стала для путешественников настоящим праздником. В дневнике Альбанова читаем: «Воскресенье 7 июня. (Вечером) Сегодня действительно праздник Троицы даже для нас «плавающих и путешествующих»… Когда кончилась вторая полынья, я, пользуясь случаем, вылез на лед взять полуденную высоту солнца. После недолгого вычисления я получил широту 82?21?. Я даже не поверил своим вычислениям, но, проверив, убедился, что все правильно. Великолепно!
…Вскоре подошел еще каяк, и я порадовал прибывших хорошей широтой. В ответ и они поздравили меня с праздником, объявив, что дорогой убили медведя. Это ли не праздник для нас. Последнего медведя мы ели на судне в прошлом году, кажется в сентябре месяце, и с тех пор только мечтали об этой дичине. И вдруг, когда у нас так мало осталось провизии, и мы сжигаем на топливо все, вплоть до запасных весел и последней пары белья, правда, полного паразитами, вдруг, в такой критический момент судьба послала нам пудов до десяти великолепного мяса ... Вместе с мясом мы получили и топливо, так как медведь очень жирный. И не странно ли, что этот неожиданный, дорогой подарок послан нам именно тогда, когда мы нуждались в нем и именно в праздник Троицы? Не желает ли провидение подкрепить нас, маловерных и слабых? Не могу описать, какой подъем духа вызвал у нас этот подарок».
В течение июня путешественники постепенно все дальше и дальше продвигались на юг. Положение осложнялось тем, что у Альбанова не было хорошей карты, и он не мог определить точно, где они находятся[2]. Самое большое опасение штурмана вызывало отсутствие земли в том направлении, куда они продвигались вместе с дрейфующим льдом. Кроме того, лед переставлялся «ежеминутно, … как будто какие-то великаны на большой доске играют в шахматы». Во время одной из разведок путешественники наткнулись на следы лыж – оказалось, что льдины просто поменялись местом, и отряд обнаружил свои же собственные следы совершенно в другой точке. «Вот и извольте идти по такому льду! … По этому льду даже на разведку ходить далеко опасно: как раз заблудишься». Однако 22 июня на горизонте показалась земля, до которой путешественники с большими трудностями добрались 11 июля. Это оказалась Земля Александры, мыс Мэри Хармсворт (Земля Франца Иосифа). Здесь путешественники нашли записку, оставленную английской экспедицией Джексона - Харсмворта в 1897 г., по которой и определили свое местоположение.
Альбанов принял решение продвигаться к мысу Флора, где раньше был лагерь английской экспедиции, и где можно было найти жилье и запасы продовольствия. Партия разделилась: часть путешественников отправились берегом, часть – на каяках. Однако тут для экспедиции настали еще более трудные времена. Один за другим спутники Альбанова стали умирать от цинги. Береговая партия пропала. Путешественников осталось четверо, и они отправились в дальнейший путь на двух каяках. В тумане Альбанов и Конрад потеряли из виду второй каяк, их начало сносить течением, поднялся ветер. Поскольку при сильном ветре продолжать дальнейшее плавание не было возможности, Альбанов и Конрад решили отдохнуть, и, забравшись на вершину айсберга, устроились на ночлег, закутавшись в малицы. Но спать им пришлось недолго. Лед под ними подтаял и обломился, и путешественники оказались в воде. Малицы примерзли друг к другу, и образовали собой мешок, который быстро наполнялся водой. Казалось, что гибель неизбежна. И тут штурман опять вспомнил про свой сон: «Сознание возмущалось, протестовало против гибели: «а как же сон мой? К чему же было то предсказание? Не может этого быть». Пусть мне верят или не верят, но в этот момент мои ноги попали на ноги Кондрата, мы вытолкнули друг друга из мешка, сбросили малицы, а в следующее мгновение уже стояли мокрые на подводной «подошве» айсберга, по грудь в воде. Кругом нас плавали в воде малицы, сапоги, шапки, одеяло, рукавицы и прочие предметы, которые мы поспешно ловили и швыряли на льдину. …Наши ноги были в одних носках, а так как мы стояли на льду, то они почти потеряли чувствительность. … Еще продолжая стоять в воде, я напрасно ломал голову, что же теперь нам делать? Ведь мы замерзнем!
Но провидение само указало, что мы должны были делать в нашем положении. Как бы в ответ на наш вопрос, с вершины льдины полетел в воду наш каяк, который или сдуло ветром, или под которым подломился лед, как подломился он под нами. Не упади каяк, или упади он не так счастливо, т.е. прорвись об острый разъеденный водою лед, я думаю, мы пропали бы на этой льдине, плывущей в море. Завернувшись в мокрые малицы, не имея провизии, дрожащие от холода, мы напрасно старались бы согреться, а потом вряд ли у нас хватило бы решимости что-либо предпринять.
Но теперь мы знали, что делать. Побросали в каяк мокрые принадлежности туалета, выжали свои носки и куртки, одели их опять, разрубили на куски нарту, взяв несколько кусков с собой и бросив остатки в воду, сели в каяк и давай грести! Боже мой, с каким остервенением мы гребли! Не так заботясь о быстроте хода, как о том, чтобы хоть немного согреться, мы гребли до изнеможения, и только это, я думаю, спасло нас».
Через некоторое время Альбанов и Конрад не без труда добрались до заброшенного лагеря англичан на мысе Флора, где они смогли, наконец, обогреться и подкрепиться. Там они нашли записку, оставленную в 1913 г. экспедицией старшего лейтенанта Седова, а также банки с почтой. Все это навело штурмана на мысль, что за Седовым обязательно придет в этом году судно, в августе месяце, и это предположение со временем превратилось в твердую уверенность. Уверенность эта была столь сильна, что Альбанов так и не вскрыл банки с почтой до прихода судна. «Мне странно и самому теперь, - пишет он, - почему я не открыл эти банки с почтой, которые для того и повешены, чтобы их открыли и прочли письма? Но тогда я спокойно проходил мимо них десятки раз в день и даже не обращал на них внимания». Как впоследствии оказалось, все это было не без Промысла Божия.
Судно действительно пришло. Вечером 2 августа Альбанов вышел подышать свежим воздухом и глядел на море, рассматривая моржей. Вдруг он увидел то, что на несколько секунд лишило его дара речи – судно на горизонте: «В следующий момент я уже узнал «Св. Мученика Фоку», которого раньше видал в Архангельске».
Встречу с судном штурман описывает так: «Взволнованные, мы побежали готовиться к свиданию с незнакомыми людьми. …Теперь только нужно было …хорошенько умыться,…переодеться, и мы тогда примем совсем приличный вид. Даже сапоги помазали «для виду» жиром. Пошли на берег ожидать появления судна, чтобы плыть к нему навстречу на каяке». Как только из тумана показалось судно, Альбанов сел в каяк и поплыл навстречу. Его тоже заметили, замахали шапками и закричали «Ура!». Штурман подумал, что его приняли за Седова или за одного из его спутников, и закричал:
- Я штурман экспедиции лейтенанта Брусилова, покинул «Св. Анну» три месяца тому назад и прибыл на мыс Флора.
В ответ послышались возгласы удивления, после чего еще громче пронеслось «ура», к которому я присоединился…
Но вот «Фока» стал на якорь, и я поднялся на палубу… Приняли меня эти люди очень сердечно…Узнав о пропаже моих спутников, прибывшие выразили живое участие и решили сходить к мысу Гранта, когда окончена будет погрузка дров на судно.
Скоро перевезли с берега Кондрата и нас пригласили в салон ужинать».
Прибывшие на «Фоке» удивились, что Альбанов не прочел их писем, оставленных в банках около дома на мысе Флора, а он, в свою очередь, никак не смог объяснить, почему он этого не сделал. «Пришло, правда, мне в голову, - пишет штурман, - следующее соображение. Из писем я узнал бы, что «Фока» зимует у острова Гукера в 45 милях от мыса Флора. Что бы я сделал тогда? Конечно, мы отправились бы с Кондратом туда, так как побоялись бы, что «Фока» оттуда пойдет прямо в море, без захода на мыс Флора. Пошли бы мы на каяке,…не ранее начала августа, т.е. тогда, когда я оправился от своей болезни настолько, что мог плыть на каяке. Путь мы выбрали бы, конечно, по западную сторону острова Нордбрук…., а восточный проход был для нас незнаком. … «Фока» же пришел именно этим восточным проходом 2 августа, так что мы с ним разошлись бы дорогой». Судя по всему, святитель Николай в очередной раз помог штурману и уберег его от неверного шага, который бы мог привести его и матроса Конрада к гибели.
7 августа «Фока», пополнив запасы топлива и провизии, отправился в море. Сначала решили попытаться пройти к острову Белль и мысу Гранта, где могли оставаться спутники Альбанова, но, к сожалению, ни людей, ни даже следов их пребывания не было видно. 20 августа после тяжелой борьбы с льдами «Св.Фока» вышел, наконец, в свободный океан. У рыбацкого становища Рында на Мурмане «Фоку» взяли на буксир два моторных бота и привели в становище.
На следующий день в Рынду зашел пассажирский пароход «Император Николай II», следовавший в Архангельск. У полярников не было денег, но командир парохода г. Вальнев, по словам Альбанова, «был так любезен, что согласился не только бесплатно доставить нас до Архангельска, но и в «долг» кормить нас дорогой. Так как пассажиров на пароходе было очень много, …то г. Вальнев для четверых из нас уступил одну из своих кают, в которой мы с комфортом и доехали до Архангельска». Тяжелый четырехмесячный путь со «Св. Анны» был окончен 1 сентября 1914 г.
Валериан Иванович Альбанов сохранил и доставил на Большую Землю копию судового журнала «Св.Анны», содержавшего ценные научные данные о высоких широтах Арктики, и записи метеорологических наблюдений. Таким образом, благодаря Альбанову и его вере в помощь и предстательство святителя Николая Чудотворца труды экспедиции не пропали даром.
